Вспышка оказалась такой яркой, что чуть не ослепила его. Кокон, нависший над прозрачным забралом скафандра, полыхнул синим огнем и отпрянул от упавшего пилота. Алекс жадно втянул воздух пополам с гарью и поднял голову.
Ему стало видно, как кокон бьется в объятиях синих молний. Они гуляли по его телу, рассекая клочья тумана, кромсая темную плоть, пронзая ее насквозь, как грозовую тучу. Алекс стиснул зубы, и тотчас пылающий кокон лопнул мыльным пузырем, разметав по коридору сноп голубых искр. И только тогда пилот отвел взгляд от забрала и откинулся на спину, пытаясь сдержать кашель.
Тяжелая махина скафандра вздрогнула, и он чуть не вскрикнул. Его приподняли, и перед забралом появилось искаженное лицо Амира, что-то кричавшего в лицо напарнику. Алекс ничего не слышал, но на всякий случай кивнул. Амир пропал, и пилот почувствовал, что его поднимают. Железную конструкцию приподняли над полом и поволокли спиной вперед. Застывшие ноги скафандра волочились по пласталевому полу, но Алекс и не замечал их. Все его внимание было приковано к жирному пятну пепла, что осталось на месте кокона. В его очертаниях пилоту почудилось обгорелое человеческое тело, и он отвернулся, давясь горьким комком, подступившим к горлу.
Сноп света, ударивший из-за спины, показался Алексу входом в мир иной. Он слабо булькнул, но тут же понял – это всего лишь открылись двери, ведущие в рубку управления. Его втащили внутрь волоком, как испорченное оборудование, и бросили на пол. Пилот с радостью увидел, что толстые двери рубки сошлись, отрезая его от темноты, царившей в коридоре. И только тогда он ощутил боль в прокушенной губе.
Шлем грубо сдернули с головы, сломав надломленные крепления. В лицо ударил яркий свет, и Алекс со стоном облегчения втянул чистый воздух. Над ним нависал Амир, сжимавший в руках энергетическую винтовку. Он был бледен, но его глаза пылали огнем.
– Сколько? – тихо спросил Алекс, и лицо напарника исказила злая гримаса.
– Пятеро, – ответил он, сразу догадавшись, о чем идет речь.
Пилот застонал, закрыл глаза и откинулся на спину. От всей команды «Эдема», что работали на палубах, осталось пять человек. Всего пять человек против целого улья ирранов, захвативших «Эдем».
Сектор: Федерация, Сегмент Виктория.
Координаты: Система Виктория.
Колония Виктория, столица Федерации.
Он солгал патрульному. Легко и непринужденно, не задумываясь, – словно готовился к этому весь день. Ложь сошла с его языка сама по себе, как давно отрепетированная шутка. Но удивительнее всего было то, что Нейману стало немного не по себе, как будто он сделал нечто гадкое. Чувство вины – вещь омерзительная: склизкое, противное, как кусок блевотины, застрявший в горле. Грегор подумал, что надо было сказать Дону правду – войти в посольство тем путем, каким он вышел, нельзя. Быть может, тогда у него во рту не стоял бы этот кисловатый привкус лжи. Но в любом случае уже слишком поздно беспокоиться об этом. Лучше сосредоточиться на делах – войти в дамбарское посольство сложнее, чем выйти. Грегор Нейман прекрасно это понимал.
В тот раз он вышел из главного входа, окровавленный и обезумевший, не сознавая, где находится и что делает. Он превратился в хищное животное, уничтожавшее все живое на своем пути. Это был хороший выход – в дыму и пламени, на глазах у отряда быстрого реагирования и оцепеневших дамбарских послов. Они-то знали, на что способен их токсин, и не предполагали, что кто-то выживет. И уж совсем не ожидали, что человек, уцелевший в бойне, вернется под крыло своего ведомства и сможет рассказать о том, что на самом деле творилось внутри посольства.
Грегор почуял запах гари и ощутил солоноватый вкус крови на губах. Воспоминание стало таким острым, что он невольно застонал. Стало жарко. Плохо. Он не должен отвлекаться. Чувства – это маленькое волшебство, наркотик, что хочется принимать каждую минуту. Но сейчас он должен снова стать бесчувственным механизмом, сосредоточенным только на выполнении текущего задания. От этого зависит его жизнь. И – чья-то еще.
Это странное чувство беспокоило Грегора больше всего. Он не мог подобрать подходящих слов даже для того, чтобы описать его самому себе. Почему-то он был уверен, что все происходящее гораздо важнее, чем кажется на первый взгляд. Конечно, месть за погибшего Борисова и попытка спасти самого себя оставались основными мотивами его поступков. Но за ними скрывалось нечто большее, таящееся на окраине восприятия, словно вершина горы, скрытая туманом. Предчувствие близкой беды подгоняло Грегора, заставляло торопиться и нервничать. Он чуял опасность, надвигающуюся катастрофу, которую пока не в силах был предотвратить, – что бы он ни делал, это чувство только усиливалось.
Интуиция. Он часто слышал о ней от шефа «Ветерана». Борисов утверждал: это наиболее ценная черта настоящего детектива. Но тогда Грегор не понимал шефа. Догадки, что шеф называл предчувствием, казались ему пустыми, ненужными. Они не несли конкретной информации и ничем не могли помочь в работе. Расплывчатые предчувствия не могли стать ни оружием, ни надежным инструментом для выполнения задания. Детектив Грегор Нейман предпочитал иметь дело с фактами и логичными рассуждениями, которые можно проанализировать и сделать из них выводы. В то время ему казалось, что интуиция и предчувствия – это нечто из области легенд и мифов мира детективов, с которым знакомил его Борисов. Но сейчас...
Сейчас Грегор чувствовал себя так, словно ему под ногти загнали раскаленные иглы. Ему отчаянно хотелось бежать вперед, нестись сломя голову к заветной цели, чтобы побыстрее избавиться от невидимого груза, что лег на плечи стальной плитой. Он был уверен, что скоро должно произойти нечто страшное, и не мог никак понять, откуда к нему пришло это знание. Это пугало. Детектив чувствовал, что Грегор становится другим. А Нейман, агент корпуса Бета, целеустремленный и исполнительный механизм, навсегда уходит в прошлое, растворяясь в старых кошмарах.